Отправлено: 13.11.07 01:23. Заголовок: Отрывки из книги Леонтия Риша "Моя Одиссея"

Отрывки из книги Леонтия Риша "Моя Одиссея", публикуется с разрешения редактора.

Так как у участников форума возник интерес к данной книге, публикую небольшие выдержки из нее.
На мой взгляд, эта книга является уникальным свидетельством человека, которого политические вихри с 9 лет поставили в оппозицию к власти, которая пыталась его подавить, подчинить и уничтожить. Не знаю, как сложилась бы его жизнь, если бы он вынужденно не был бы противопоставлен системе. Но он был противопоставлен, и принял этот вызов, активно действуя в любой ситуации, оставшись честным с самим собой и не потеряв своей внутренней чистоты.


РЯЗАНСКАЯ ТЮРЬМА (отрывок)


После двухмесячного следствия — приговор: «...за нарушение Указа от 26 ноября 1948 года подлежит наказанию к 20 годам каторжных работ».

Из тюремной канцелярии надзиратель ведет меня в одну из «башен» тюрьмы. В камере стоят три койки. Двое пожилых мужчин, один из которых с профессорской бородкой, с любопытством рассматривая меня, интересуется: «Что же ты натворил, коли удостоен сана весьма важной персоны, разделившей судьбу высших преступников? Ты себе хоть представляешь: чтобы попасть в башню, надо быть политически осуждённым или отпетым бандюгой? Тебе на вид не более 18 лет. А ну-ка, сынок, рассказывай, что ты за птичка?»


СНОВА ДЕРЕВНЯ (отрывок)


Представившись председателю, я сказал, что меня с Новостройки отпустили.

Председатель поверил мне на слово (справку я никому не предъявлял), но предупредил, что если сказал неправду, то комендант быстро со мной разберётся. Сказал: «Через два дня погоните с Женей овец в «Заготскот», а пока иди отдыхай».

Эх, Женя, Женя! Крепко сидела она в цепких руках коменданта, расплачиваясь своим телом за трудармию. В этом коменданте чувствовался варвар, которому война была мать родная. Как он ещё пошёл на уговоры председателя, чтобы мать назад в трудармию не отправлять из-за нехватки в колхозе рабочей силы!

Зимой она здесь так и так работала на лесозаготовках, что было физически тяжелее её трудармейской работы в Кривощёково на заводе по производству снарядов. Там она работала контролёром, и ей за выявленный брак бракоделы голову солидолом мазали, рискуя получить срок.

Моё презрение к коменданту подтвердилось: через несколько лет я узнал, что в конце сорок восьмого года он отпустил Женю на свидание с сёстрами в трудармию и инсценировал это как побег, чтобы осудить её по Указу от 26 ноября 1948 г. Он сфабриковал эту подлость, чтобы скрыть беременность Жени от него. Женя была арестована на станции Болотная, возвращена в Юргу, где ей вынесли приговор: «...за нарушение Указа — к двадцати годам каторжных работ».

Благодаря своему образованию 28-летняя Женя сумела обжаловать приговор, и через три месяца была выпущена из заключения с возвращением в Канок. В Канке об этом случае всё было известно. Узнала обо всём и семья коменданта, проживавшая на станции Юрга. В семье произошёл скандал. Комендант Акифьев вскоре был уволен из органов НКВД, а у Жени родилась дочь. Встретиться ещё раз с этой мерзостью, с комендантом, мне суждено было через двадцать пять лет в 1969 году. Но об этом позднее.

Когда мы с Женей сопровождали вверенных нам овец, то в одном из попутных сёл к нам прибилась чужая овца из колхозного стада. Благо, пастух не заметил!

Предвкушая жареную баранину, мы поспешили к лесу. Выбрав овцу побольше, я перерезал ей горло разбитой стеклянной бутылкой из-под молока, прихваченного в дорогу. Ободрав шкуру, всё надёжно спрятали. На обратном пути разожгли костёр. Нажарив мяса, с блаженством наелись, жаль только, что без соли! Остаток баранины, кроме шкуры, принесли домой.

Будучи в «Заготскоте», я случайно услышал разговор, что в двенадцати километрах отсюда есть подсобное хозяйство Томского мукомольного техникума. Там дают пятьсот граммов хлеба в день и два раза горячую пищу, кроме своих личных продуктов. Директором этого хозяйства является Роль, по национальности немец, коммунист.

Дома мать сообщила мне, что приходил комендант и велел придти к нему в район, взяв с собой документ о том, что меня отпустили с завода.

«Он меня теперь увидит, как свои уши! Нашёл дурачка! Принеси ему справку — он её отберёт у меня и больше я её не получу. Шиш ему!»

«Ах ты проказник! Опять надумал удирать куда-то?» — разволновалась мать.

«Да, задумал, и навсегда! Навари картошки с мясом на всякий случай. Возможно, сегодня же ночью и уйду!»

«Куда ты ночью пойдёшь? Волки в тайге задерут!»

«Лучше волки, чем комендант!» — с гневом выкрикнул я.

Обдумывая план своего дальнейшего бытия, я ещё по пути с Новостройки обратил внимание на то, что в свидетельстве о рождении не зафиксирована национальность. Я решил воспользоваться этим. Неделю, которую я находился в деревне, я посвятил поиску похожих чернил и тренировке почерка для добавки одного слога к моей фамилии в свидетельстве о рождении и в справке с места работы. В одиннадцать часов вечера мать с братишкой спали, а я подставил в конце моей фамилии Риш слог «ко». И под фамилией Ришко Леонтий Иосифович продолжалась моя жизнь до августа сорок девятого года.

Но этой ночью я не ушёл. А на следующий день опять приехал комендант и потребовал справку о работе на заводе в Новостройке.

«Нет у меня справки! Потерял!» — сказал я.

«Отдашь!» — злобно крикнул комендант.

И повёл меня в сельсовет. Он — верхом на коне, а я впереди него — пешком. Во второй половине дня прибыли в Кожевниково. Там он закрыл меня в сарае.

Продрогнув, я стал кричать, чтобы выпустили. Пришёл пьяный сторож и бросил мне тулуп, а сам опять ушёл в сельсовет, где, очевидно, вместе с комендантом и председателем они пили самогон. Когда стемнело, я проделал дыру в соломенной крыше, через неё вылез наружу, сел на комендантского коня, стоявшего на привязи, и поскакал в свою деревню. Забежав домой, взял свою справку с завода со свидетельством о рождении, попрощался с матерью и с братом, снова сел на коня и по другой дороге галопом поскакал на подсобное хозяйство мукомольного техникума. Лунная морозная ночь, без приключений с волками, сопутствовала мне. Проехав двадцать пять километров, к утру я был на месте. Отпустив за посёлком коня, нашёл контору. Роль, проверив мои документы, беспрепятственно принял меня на работу, не заметив подставленный слог. Свидетельство о рождении вернул, а справку с места работы положил в сейф, сказав, чтобы со временем ещё принёс справку с места жительства. Роль послал меня на пасеку за пасечником, за болотом, в полукилометре от конторы. Через полчаса мы были с ним у директора.

«Ну, дед Макар, возьмёшь к себе на квартиру мальчугана? Всё же повеселее тебе будет. Работать он будет на ферме, а в свободное время будешь его обучать пчеловодству».

«Это ты правду говоришь — скучновато мне, да гляжу я на этого мальчугана, уж больно глазёнки у него плутоватые. Кабы шкоды не натворил!»

«Дедушка! Да какую шкоду я натворю? Ей-богу, во всём буду тебя слушаться!» — перекрестившись, поклялся я.

«Ну, ладно, пойдём! Как тебя зовут?»

«Лёня», — ответил я.

 Отправлено: 13.11.07 01:29. Заголовок: НОВАЯ ЗЕМЛЯ (отрыво..

НОВАЯ ЗЕМЛЯ (отрывок)


Проехав знакомые железнодорожные станции Анжеро-Судженск и Тайгу, вперемешку с забытыми богом деревнями, поезд через несколько часов остановился на станции Юрга и простоял два часа. К составу прицепили ещё несколько вагонов. Узнав, что на станции стоит поезд с заключёнными, собрался народ. Вдруг поднялся крик, шум. Забеспокоилась охрана.

Наводила порядок. От одного вагона оттаскивали женщину, нашедшую своего сына. Она, причитая, оплакивала его. В 50-ти км от этой станции, в Конках, жила моя мать. Встретиться с ней было не суждено. «Да и состоится ли встреча ещё когда-нибудь?» — подумал я тогда. (...)

(...) Сразу после переклички нас повели за ворота, где стояли два трактора на гусеничном ходу с прицепленными к ним санями, обитыми досками. В них были наброшены утильные матрацы и одеяла. Стало понятно, что нас повезут ещё севернее. К саням были прикреплены вторые сани, меньшего размера и комфортабельно оборудованные — для охраны и собак. Нас предупредили: если будете мёрзнуть — для разогревания можно идти быстрым шагом или бежать трусцой между тракторами. В пути, познакомившись с моими новыми попутчиками, я выяснил, что в данный маршрут включены нарушители внутреннего режима (попытка к побегу), и везут нас за полярный круг, очевидно, на острова в Ледовитом океане.

К концу первого дня устроили ночёвку в местности Хальмер-Ю (долина смерти).

По преданию северных народов, в эту долину в старину вывозили инфекционных и других безнадёжно больных людей на умирание. Стояла осень, и приближалось время полярных ночей.

Мороз давал о себе знать. Мы разложили костры из карликовых деревьев тундры, опасаясь нападения волков, и для согрева души. Чуть забрезжило, отправились дальше. Под открытым небом прошла ещё одна ночь, а на третий день нас привезли к воде.

Это была Байдарацкая Губа. Здесь нас погрузили в самоходное судно, в котором уже было битком набито заключённых. Заканчивалась подготовка к отправке ещё многих судов, загруженных разнообразными грузами. На следующее утро караван судов во главе с ледоколом двинулся в Северный Ледовитый океан.

Через двое суток суда начали пришвартовываться у берегов Новой Земли. Отсек, в котором везли меня, выгрузили на третьей остановке. После ночёвки в прибрежном бараке нас повели пешком. К сумеркам добрались до лагеря. В первую очередь мы прошли санпропускник. Ночью мучили кошмарные мысли, запавшие в голову при приближении к лагерю с вечера. Внешне этот лагерь выглядел упрощённо. Отсутствовали вышки. Вокруг невысокого ограждения из колючей проволоки была натянута проволока для собак, которые зарылись в снег и спали. «Отсюда и без охраны далеко не убежишь!» — подумал я, когда вошёл в свой барак.

Прошла, наконец, бессонная ночь, и наступил первый рабочий день на строительстве узкоколейки от пристани по направлению к горе. Со стороны горы то и дело выкатывали вручную вагонетки и опрокидывали в бункер с камнедробилкой. Я поинтересовался: «Что вывозят из забоя?» «Если будешь работать на свежем воздухе, с вагонетками, с годик проживёшь ещё! А если в шахту загонят, то с полгода протянешь, потом с дистрофией бросят в лазарет в ожидании медленной смерти! Вон, видишь, опять один повесился! И такое часто будешь видеть!» — сказали мне вагонетчики. После услышанного у меня словно что-то оборвалось внутри.

Мои ночные догадки подтвердились. Я попал на урановые рудники! И для себя решил: годом раньше, годом позже умереть — нет разницы. Стал думать — как уйти из жизни или избежать смерти. Эта мысль постоянно преследовала меня. Вскоре случай: жизнь или смерть —подвернулся.

Нашу бригаду через неделю поставили на выгрузку леса с баржи. Бригадир, лет сорока, тоже из каторжан, с таким же цифровым знаком на лбу, как у многих заключённых, и у меня, подвёл нас к барже. Выдал верёвки. Под уклон с берега на баржу требовалось смонтировать двухниточную дорожку из брёвен для вытягивания по ней верёвками леса. Брёвна шестиметровой длины и диаметром до 30 см являлись крепёжным лесом для шахты.

Я понял, что безысходность приближается и что следующим этапом работы будет штрек и шахта. Вяло и нехотя приступил я к работе. Бригадир мою пассивность заметил. Подошёл и спрашивает: «Почему не работаешь? Кто ты такой, блатной что ли?» «Что, не видишь, что я доходной?» — огрызнулся я. «Через десять минут я вернусь. Если так же будешь работать — можешь перекреститься!» — и ушёл на баржу. Мои коллеги, слышавшие разговор с бригадиром, посоветовали мне не связываться с ним и работать. Вопреки этому я, не теряя времени, взял на узкоколейке кайло, слегка присыпал его снегом и встал на прежнее место. Бригадир приближался ко мне с сапёрной лопаткой в правой руке. «Ты всё ещё не работаешь?» — взвизгнул он.

«Не буду работать!» — в тон ему крикнул я. «Ах, так! Ты, значит, блатной!» — и, переложив лопатку в левую руку, он правым кулаком врезал мне так, что я отлетел от него метра на три и приземлился около кайла. Бригадир повернулся к заключённым и крикнул: «Работать!» — вероятно, для того, чтобы они не наблюдали за инцидентом со мной. Тем временем я, не долго думая, схватил кайло и пустился на него, вогнав кайло ему в плечо. Он, мгновенно откинув кайло, с занесённой вверх лопаткой пошёл на меня. Я инстинктивно отклонил голову назад, но удар попал в лицо и рассёк нос. Он зверски прикончил бы меня, если бы мне на помощь не пришли заключённые. Я был залит кровью. Бригадир, очевидно, тоже ослабевал, перекосившись на правый бок.

Вызвали охрану, и нас обоих отправили в лазарет. Я, находясь в сознании, услышал, что врач с санитаром, собирая мне нос, разговаривают на немецком. Врач спрашивает меня по-русски: «Как это случилось?» Я кратко ответил ему по-немецки. Здесь же готовили к операции и бригадира. Он бушевал, выкрикивая: «Я его, гада, всё равно уничтожу!» Привычное, видать, для него дело было — людей убивать. В лагере часто происходили убийства.

Нас с ним положили в разные палаты. На обходе врач сказал мне по-немецки: «Твой нос быстро заживёт, но ты повязку не трогай. Из лазарета переведём тебя в барак, где мы с санитаром живём, а то тебя здесь в лазарете уничтожат». В бараке санитар посоветовал мне много не расхаживать: «Пока тебя здесь не знают, нам легче тебя маскировать».

Через неделю врач сказал мне, что с очередным рейсом включит меня в список больных к отправке на материк. Так закончился мой рискованный бунт на Новой Земле, бунт между жизнью и смертью, к счастью, с благополучным исходом. Судьба, уже в который раз, свела меня с немецкими военнопленными, оказавшими мне на сей раз неоценимую помощь в спасении моей жизни. К концу второй недели со времени моего прибытия на Новую Землю я благополучно вернулся на берег Байдарацкой Губы. Отсюда больных на оленях довезли до железной дороги вблизи Хальмер-Ю. Дальше поездом снова довезли до Воркуты, в пересыльный лагерь, из которого около месяца назад нас увозили на Новую Землю.

 Отправлено: 13.11.07 23:26. Заголовок: Для меня открытием э..

Для меня открытием этого года стали "Колымские рассказы" Варлама Шаламова.